[float=left]любить кого-то —
про-иг-ры-вать[/float] где-то между шестой и девятой, когда ночь вступила в свои права, и осматривает владения, сознание бан чана ударяет его в затылок, и он будто со стороны смотрит на скрюченного и несчастного себя, сидящего в каком-то старом, неуютном баре, куда его точно не исин привёл; бан чан ругается через сжатые в крошево зубы, смотря на пустой стакан с затаённой злобой, что дух дохнет где-то в глотке, разъедаемый страхом и отчаянием. бан чан наблюдает за тем, как трещит его жизнь, и не предпринимает никаких попыток это исправить.

из бара бан чан вываливается нетвёрдо, неуверенно, перехватывая стену пальцами, и холодный, ночной воздух ударяет ему в грудь; бан чан этот бой проигрывает, опирается стеной на шершавую поверхность, прикрывая глаза.

очередная попытка бросит курить — провал; едкий дым забивает лёгкие, отравляет внутренности, и боль от этого становится бан чану спасением  — пепел спадает на грязный асфальт, смешивается с пылью, пролитым ромом, окурками и стеклом. вокруг него злобные невидимые волки, выглядывающие из темноты, улыбаются своими беззубыми пастями, желая уволочь в свою берлогу.

на репите у бан чана лживое «навсегда», от которого язвы в горле;  помнить это в чужих словах — терпеть боль, которая засела внутри, и теперь разрастается, подкармливаясь воспоминаниями. всё вокруг кишит ворошит память, подкидывая флэшбеки из прошлого, которые бан чан предпочёл бы не помнить. забывать обо всём помогает работа и алкоголь; первого — в переизбытке, и когда голова начинает тревогу бить, он задавливает её вторым — алкоголь притупляет боль, притупляет мысли, оставляет лишь горько-сладкий покой.

после себя хёнджин оставил абсолютное «ничего»: иссохший оазис, пустыня, разрушенная земля; бан чан сбегает из собственной квартиры, которая раньше казалась ему самым живым местом, как таракан с тонущего корабля. в его костях поселяется хроническая боль от неудобного рабочего дивана.

со своими проблемами бан чан сталкивается внезапно, потому что сеул огромный, чужой, незнакомый; в этом городе бан чан совершенно иной — бледная тень самого себя, оставленного в обжигающей калифорнии — жалкое подобие прошлого, кто от помощи других отказывается. он петляет между улочками, избегая людей, и хватает ртом затхлый воздух, мечтая протрезветь. рваный голос совсем рядом режет слуг неприятными колебаниями, ошибиться в появившихся неприятностях трудно, когда душа сама тянется к ним, как путник к миражу оазиса в пустыни; сердце толчками острыми под аорту куда-то, когда бан чан шагает ближе к парочке перед ним.

— кажется, парню уже перестала нравиться твоя компания, — голос настолько глухой, что у бан чана внутри что-то трещит, когда он слышит его. теперь он внимание привлекает больше, чем мальчишка — чужие проблемы заглушают звон в голове, и бан чан готов им преклониться в этот момент. дипломатичностью в их разговоре места мало находится: слова хлёсткие, посылы точные, а компромисса нет. чужой кулак соприкасается с лицом, и бан чан жмурится от накатившей боли:

— крепкая у тебя рука, — утирает губу, на мальчишку, застывшего у стены смотря. бан чан хмыкает, сплевывает, багряные пятна на грязном асфальте не разглядеть; над своими действиями он уже не думает — ударяет в ответ, слыша хриплые выдох и отборную ругань. сбитые при ударе костяшки болью пульсируют, но это приятнее, чем алкоголь. дипломатичный бан чан в этой битве проигрывал бы так же, как и во всех остальных; только вот он зол, бан чан — самого дьявола опаснее, что глядит на жалких людишек из ада. хруст сломанного носа — яркое подтверждение. — говорил же, что в твоей компании не нуждаются. а теперь тебе придётся идти в химчистку. и лёд приложу, а то утром опухнет все.

внутри него стальная дуга из напряжения, что отпускать начинает только сейчас. бан чан зажигалкой щёлкает, в пачке почти пусто — две сигареты, хотя совсем недавно было шесть — надо бы прекращать, хотя сигаретного дыма до стянутых лёгких хочется. сигарета застревает между пальцами;  бан чан поглядывает на парня, что жертвой обстоятельств не выглядит от слова совсем.

— неудачное свидание? не слишком ли он стар?