сеул — как компьютерная игра; старенькая, заезженная, с непроходимым «биг боссом», который выходит на тебя из-за угла. бан чан жмёт на клавиши, вдавливая пальцы со всей силы, но результат один — он погибает. сеул — это война, а хёнджин становится главным противником, человеком на той стороне, мишенью, желанной целью. хёнджин становится всем, чего бан чан так хотел.

первая встреча оставила в груди бан чана ядовитый цветок, и теперь он цвёл, разрастался, оплетал рёбра своими ветвями. мальчишка будто даже не знает, какой уже обладает властью: чужие улыбки убивают, расстреливая точным в голову.

— оставим твою школьную форму для следующего свидания, — отголосок внутреннего волнения перед встречей отступает нетерпеливому желанию — сумасшедшая мышца в груди бешеным стуком колотится, и все выстроенные стены, защищавшие бан чана, начинают распадаться на части — каждый камень, что он складывал годами. — если ты, конечно, захочешь ещё одно.

бан чан чувствует, что тонет, и позволяет безумному течению нести себя в неизведанном направлении, хватая ртом воздух, чтобы от очередной волны ему не сдавило лёгкие. мальчишка рядом с ним — смертельный грех, играющий на нервах, как на перетянутых струнах, готовый лопнуть в любой момент.

в глаза хёнджину бан чан смотрит, кажется, целую вечность, но на деле — пару секунд. но на эти пару секунд что-то рвется навстречу, останавливаемое здравым смыслом, твердящем, как заезженная пластинка — не время.

— вроде как.. — с мягкой язвительностью протягивает бан чан; в голове крутится-крутится-крутится чужое имя, будто всё это время стояло на паузе, а теперь снова нажали на кнопку «воспроизведение». выключить не получается, и бан чан ловит себя на том, что чужое имя — горячая патока в горле, согревающая своей сладостью. — моё имя бан чан. мне двадцать один, и я задолжал тебе свидание.

между ними американские горки с крутыми спусками; между ними витиеватые, перепутанные между собой дороги; бан чан чувствует, как петля сильнее затягивается вокруг его шеи. вокруг них шума много, голоса разные, голоса громкие — они петляют среди них, будто чужие; люди натыкаются на их плечи, и бан чан хочет уберечь хёнджина от чужих — не своих — прикосновений.

— а разве мы не должны выглядеть как парочка? — смех тонет в городском хаосе, проглатываемый людскими восклицаниями, съедаемый шумом машин. и едва взгляд в глаза, потому что он заучил их уже наизусть. они сниться ему будут, дробя во снах ему сердце в крошево. — не очень бы хотелось быть твоим братом. у меня несколько иные планы.

бан чан чувствует, как хёнджин смотрит на него, как он пальцами невесомо ведёт по коже — сам в ответ старается не смотреть, потому что от каждого взгляда покрывается ожогами и плавится-плавится-плавится.

— давай-ка покатаемся, пока я не разочаровал твои ожидания. — и дожидается, когда тело к нему со спины прижмётся, чтобы без лишнего расстояния, чтобы максимально близко, чтобы горячим дыханием в затылок. бан чан свистом ветра открывает их от чужих людей. скорость дорог стирает всё и за минуту перед глазами — целая жизнь — бесконечность. ветер поглатывает их слова, и бан чан хочет, чтобы мальчишка сжимал свои руки вокруг него крепче, чтобы хрустели кости, чтобы чувствовать его.

извилистые пути между машинами, уходя от огромной толпы, от центра, от шума; поворот, визг шин, торможение — хёнджин грудью впечатывается ему в спину, и бан чана хочет перекричать весь мир, чтобы дотянуться к нему своими словами, но лишь сбавляет скорость.

— в порядке, малыш? —  сердце, что мальчишка превращает в решето одними своими касаниями, трепыхается, атакованное адреналиновой аритмией, секунд сорок бан чану требуется, чтобы от звона в ушах избавится, но когда мотор затихает, он опускает ладони свои поверх рук чужих, пальцы переплетая. — пара моих знакомых ребят устраивает небольшую вечеринку, но сначала будут крутить старые фильмы под открытым небом. сможем уйти сразу, как захочешь.