в детстве бан чану говорили, что время сможет от всего излечить, сотрёт воспоминания, вытравит чувства и приглушит боль; бан чан кивал на такие заумные для ребенка мысли, раскладывая их внутри себя по полочкам, будто сокровенное сокровище, и ожидал, когда же время избавит его от чувства одиночества, когда же нанесёт лечебную мазь на раны от развода родителей, когда же время начнёт работать. терпеливый мальчик бан чан поправлял на переносице свои круглые, ужасные очки, и ждал-ждал-ждал; а потом время швырнуло в него дружбой с исином, и весь детский, идеальный мир бан чана начал трещать и рушится, потому что каждая мысль приводила к новому другу, которые заполнял собой всё пространство в жизни.

тысячу лет (и больше) кристофер жаждет чужой нежности, а исин топит его в своей дружеской улыбке и коротких (незначащих ничего) прикосновениях, будто не видит, как переламываются у криса кости, как хрустят они в чужих руках, как рушится-рушится-рушится его сердце, но зато выстраиваются толстые, прочные и высокие стены, за которыми он запирает себя на замки, потому что учится ценить:
[indent]  [indent] — настоящую дружбу;
[indent]  [indent] — мягкие улыбки;
[indent]  [indent] — саркастичные шутки;
[indent]  [indent] — исина-исина-исина;

иногда они сидят на полу в баре, когда он уже закрыт, и до рассвета остаётся половина бутылки виски и пара часов, а разговоры между ними пьяно-насмешливые, саркастичные и острые, исин толкает бан чана в плечо, и тот перехватывает руку его, пальцы сжимая так, что способен боль причинить, и притягивает к себе резко, замирая. а лэй поддаётся к его близости с пьяной покорностью, оглушая действиями своими, и взгляд у него голодный, жадный, жесткий; от запрокидывает голову, отчаянно и хрипло выдыхая, когда они встречаются глазами, и кристофер чан  пытается избежать этого, но смотрит, как зачарованный. он чувствует судорожный пляс собственного пульса, отбивающий безумный ритм на коже, и отстраняется первым, не способный сделать последнего шага.
исин навстречу никогда ему не шагает.

их дружба измеряется годами, и родители пошучивают, что у алтаря они тоже будут стоять рядом (как шаферы), отдавая друг друга в чужие, незнакомые руки. эти мысли уродуют бан чану душу, и он ждёт, когда время всё это исправит, вылечит его от болезненной влюбленности в лучшего друга, длящейся годами, которую не увидел только чжан исин.

а потом лэй знакомит его с новым парнем, который из идеального человека превращается в отвратительного мудака с годовой подпиской на вторые шансы, что получает по одному своему звонку. 
[indent]  [indent]  [indent] и внутри кристофера чана наступает война,
а его оружием становятся слова, улыбки и жесты; бан чан роет рвы и выстраивает баррикады вокруг их с исином крохотного «детища», зовущегося баром-кафе-рестораном, которое друзья иногда называют ласково притоном для идиотов и влюблённых. «идеальный парень» порог заведения не переступает, а когда такое случается, бан чан с ухмылкой с поводков спускает персонал, в остротах упражняющийся.

годовая подписка кончается, лэй позволяет себе навиваться и приходить на работу в помятых рубашках три чёртовых дня, а потом собирает себя из разломанных частей и начинает свою жизнь сначала. бан чан видит, как его лечит время, и завидует острой и чёрной завистью, потому что к нему время безумно жестоко, закрывая глаза на растущую внутри боль, с которой он даже смог примириться.

— какого хуя твой бывший тут забыл, лэй? я его в дни ваших отношений не жаловал в этом месте, а сейчас готов позволить охране вышвырнуть вон. — этому мудаку достаточно было лишь одной ухмылки, чтобы бан чан забыл, как ровно дышать. чтобы вновь вернуться воспоминаниями назад, когда исина касались эти руки, губы и слова, когда удушливые следы оставались у лэя на коже, символизируя, что он бан чану никогда принадлежать не будет. — скажи, что ты не собираешься с ним разговаривать?
но одного острого, виновного взгляда хватает, чтобы разрушить всё внутри в кристофера, изуродовать его внутренности, отступить, кивая, как болванчик в машине, которого непонятно кто из друзей ему подарил на какой-то сомнительный праздник.

— блять, этот уёбок того не стоит.
а потом натягивает улыбку, и идёт играть в официанта с клиентами, хотя работником этого заведения не является уже пару месяцев как. ходит от столика к столику, строит глазки и тянет губы в изломанном (лживом) оскале, когда его просят что-то порекомендовать:
«берегите свое сердце» — хочется кристоферу закричать, но он всем советует утку в остром соусе, и снова улыбается-улыбается-улыбается. 

— мразь, — шипит бан чан, когда видит, как рука заносится над исином, когда слышит глухой удар, и цепной зверь срывается с поводка, готовый проливать кровь. под руками у бан чана хрустят кости, а хриплый голос посылает ругательства и мольбы, но кристофер не останавливается, пока не укладывает свою добычу на землю у ног исина, утомлённый и злой. — я увижу тебя рядом с ним, и твои кости будут собирать по всему сеулу, как пазл на пять тысяч мозаик.

бан чан стоит перед исином, смотря, как вместе с проклятиями их оставляет злобное прошлое, и напряжение ударяет судорогой в пальцы, а кровь ржавчиной стекает по костяшкам. исин так близко, а между ними двумя вечность, и клятва в бесконечной дружбе, которую они дали друг другу перед небом, звёздами и морем. кристофер пережёвывает все слова, которые мог бы сказать от «я тебя ненавижу» до «я влюблён в тебя множество лет», и просто стирает с чужой разбитой губы багровые пятна.

— нахер вторые шансы. поехали, ты обязан отвести меня домой.

спорим ты выберешь зло; кровь окропляет цветы
я снова ты, я снова ты.